— Но тогда нас бы здесь не было, — вполне резонно возразил Айвен. — Мы бы с тобой сейчас, пока кланы принцев-претендентов боролись бы друг с другом, несли службу, прозябая на каком-нибудь оборонном аванпосту. Ну уж нет. Да будут путешествия, вино, женщины и песни…
— Айвен, это государственные похороны.
— Ну хоть надеяться-то я могу?
— Так или иначе, предполагается, что мы будем наблюдать. И докладывать. О чем и зачем, я не знаю, но Иллиан особо подчеркнул, что ждет донесений в письменной форме.
Айвен тяжело вздохнул.
— Сочинение на тему «Как я провел лето» маленького Айвена Форпатрила двадцати двух лет. Словно в школу обратно посылают…
Собственный, двадцать третий день рождения Майлза наступит вскоре после дня рождения Айвена. Если эти утомительные обязанности пройдут по расписанию, то он, наконец-то, ради разнообразия, окажется дома как раз во время, чтобы отпраздновать свой день рождения. Приятная мысль. Глаза Майлза озорно блеснули.
— Все же, ради развлечения Иллиана события можно приукрасить, это будет весело. И почему официальные донесения должны быть написаны в этой сухой и мертвой манере?
— Потому что их составляют насмерть усохшие умы. Мой кузен, маститый драматург… Смотри, чтобы муза не унесла тебя слишком далеко. У Иллиана нет чувства юмора, иначе он бы не годился для своей работы.
— Я в этом не так уверен… — Майлз наблюдал, как капсула плыла согласно назначенному плану полета сквозь конструкции пересадочной станции, огромной как гора и сложной, словно электрическая схема. — Интересно было бы познакомиться со старой леди при жизни. Она была свидетелем множеству исторических событий, случившихся за полтора века… Хотя и под странным углом зрения, из гарема хаут-лорда.
— Низшим жизненным формам, то есть варварам с окраин вроде нас никогда бы не позволили находиться рядом с ней.
— М-м, пожалуй, да. — Капсула замедлила ход, и большой цетагандийский корабль с опознавательными знаками правительства одной из колоний, словно призрак, маневрируя вновь и вновь своим чудовищным корпусом, с изысканной осторожностью зашел в док. — Ради этого здесь должны будут собраться все хаут-лорды сатрап-губернаторы со своими свитами. Держу пари, для цетагандийской имперской службы безопасности пришли веселые деньки.
— Если прибыли два губернатора, то я полагаю, и остальным придется показаться, просто чтобы присматривать друг за другом. — Брови Айвена поползи вверх. — Зрелище должно быть еще то. Церемония как произведение искусства. Черт, эти цетагандийцы даже сморкание превратят в искусство. При таких обычаях они могут начать насмехаться над тобой, если поймешь чего не так. Стремление превзойти всех и вся, возведенное в степень.
— Это единственное, что позволяет мне считать цетагандийских хаут-лордов после всей этой генетической починки все еще людьми.
Айвен поморщился.
— Мутанты, выращенные намеренно — все равно мутанты. — Заметив, как внезапно застыл кузен, он прочистил горло и попытался высмотреть что-нибудь интересное в иллюминаторе.
— Вы так дипломатичны, Айвен, — ответил Майлз с натянутой улыбкой. — Постарайтесь не спровоцировать войну одними… устами, а? — «Например, междоусобную или еще какую…»
Айвен пожал плечами, прогоняя свое мимолетное замешательство. Пилот капсулы, барраярский техник-сержант в черной повседневной форме, аккуратно и плавно завел свой кораблик в назначенный причальный карман. Вид снаружи померк. На панели управления огоньки замигали в радостном приветствии, и сервомеханизмы заскулили, подгоняя и закрепляя гибкий переходной рукав в портах. Майлз отстегнул ремни безопасности чуть медленнее, чем Айвен, изображая безразличие, привкус пресыщенности или что-то в этом роде. Ни одному цетагандийцу не удастся застукать его прижавшим нос к иллюминатору, словно какой-то неопытный юнец. Он — Форкосиган. Вот только сердце все равно учащенно билось.
Барраярский посол уже должен был ожидать их, чтобы взять двух своих высоких гостей под опеку и показать им, как надеялся Майлз, как себя вести. Майлз повторил в уме подходящие по случаю приветствия и старательно заученное личное послание от своего отца. Замок капсулы провернулся, и люк с боку фюзеляжа справа от сиденья Айвена раскрылся.
Сквозь люк влетел какой-то человек, внезапно застыл, повиснув на рукоятке люка, и, тяжело дыша, уставился на них широко раскрытыми глазами. Его губы зашевелились, произнося то ли проклятья, то ли молитвы, то ли какие-то заученные слова — Майлз был не уверен.
Он был уже в возрасте, но не стар, широкоплеч и, по меньшей мере, не ниже Айвена. На нем была одета, как предположил Майлз, форма работника станции: светло-серая с розовато-лиловым. Голову украшала пышная соломенная шевелюра, однако иной растительности на гладком лице не было вовсе, ни бороды, ни бровей, даже ресниц не было. Рука его метнулась над сердцем к левой подмышке.
— Оружие! — Заорал, предупреждая, Майлз. Напуганный пилот капсулы взвился, пытаясь выпутаться из своих ремней безопасности, а Майлз не был оснащен достаточным физическим здоровьем, чтобы на кого-либо прыгать. Зато рефлексы Айвена были отточены хоть и не в настоящем бою, но в ходе многочисленных тренировок. Он уже двигался, разворачиваясь вокруг подлокотника, чтобы встать на пути вторгшегося к ним незнакомца.
Рукопашная схватка в невесомости всегда невероятно неуклюжа, частично из-за необходимости вцепляться мертвой хваткой в того, кому вы собираетесь нанести серьезный удар. Два человека быстро прекратили борьбу. Незнакомец дикой хваткой вцепился — теперь уже не за бок, а в правый карман брюк, однако Айвену удалось выбить сверкающий нейробластер из его руки.